Вообще, мне кажется, что у меня съехала крыша) Ну, или протекла, учитывая осенние ливни, которые прошли у нас в Казани.
Я сижу в квартире, где жили целые поколения нашей семьи.
Горит свет люстры, которую покупала мама.
Льется вода в ванной: у нас колонка и нет счетчиков, поэтому я могу оставлять ее там литься хоть до посинения.
Я смотрю на разложенный див.ан; простынь там от бабушкиного спрятанного постельного комплекта, который когда-то давно нарыли мы с мамой; одно одеяло от комплекта, появившегося у меня года два назад - мама дарила его нам с Димой на Новый Год (белого цвета с розовыми мелкими цветами, как будто гобелен); второе одеяло от маминого - коричневого и с черными иероглифами (я не знаю, что они означают); подушка из моего комплекта и еще одна наволочка очень старая - с зеленоватым рисунком тоже на белом фоне (она старше, чем я).
Диван-кровать покупал еще Дима.
Он из Икеи.
Мы тогда менялись диванами - мама только еще начинала болеть раком и ей на жестком было неудобно, поэтому мы поменялись: нам отдали старый, но он был жууутко скрипучим (мы бы не смогли заниматься сексом), поэтому было принято решение приобрести новый.
Нам всем даже пришлось двигать пианино в маленькой комнате и мыть окна. х)
Женька тогда даже в порыве чувств (и раздражения, я так думаю, раз он забылся) назвал маму так, как называла ее всегда я.
"Кися!"
Воскликнул он.
Я была поражена. Да Женька сам был поражен. Смущен!..)
А потом я покатилась со смеху и долго его этим подкалывала.)
Мама тогда смутилась тоже.
Обращаться так к ней была моя прерогатива и когда-нибудь (мы обе так думали), такое право обращаться к ней именно так я бы передала своим детям.
Мама видела во сне маленькую белобрысую девочку (когда уже ей недолго оставалось), которую она держала за тонкую, бледную ладошку. И та называла ее "Кися".
И когда она рассказывала мне это, на ее лице была лишь одна эмоция - горькое сожаление.
До сих пор я помню это ее лицо тогда и мою горечь; мои не пролитые слезы и то, как я сжимала зубы, чтобы не плакать перед ней; я активно заверяла ее в обратном.

Я помню, как Дима собирал Икеевскую диван-кровать - у меня даже где-то есть фото этого процесса - на старом сотовом.
Я помню этот сабвуфер - как мы с Женькой его покупали.
Я помню, как в старших классах я хвостиком ходила за Женькой; но так как я была уже достаточно взрослой и поэтому не могла брать его за руку, то я всегда держалась за его рукав .
Женька ужасного этого смущался.
А еще был страшно горд.

Я могу вспомнить столько всего!..
Столько хорошего в моей жизни, столько счастливого!..)
Поразительно, как легко я это забыла, покрыв все это самыми страшными событиями в моей жизни.

... я помню последний день, когда видела ее живой.
Я помню, как ушла на работу; как... свой шок, когда папа мне сказал, что ее уже нет в живых.
Я просто не верила.
Я знала, что это случится - мы ждали. Но я думала, что еще есть время, так или иначе, что... что она будет со мной - я так и не смогла это соединить - что вот, да, она умирает, что да - она проживет со мной всю мою жизнь, воспитает моих детей, будет всегда-всегда-всегда со мной рядом, а потом, так вот, РРАЗ! И ее нет.
И она никогданикогданикогданикогданикогда не вернется.
Ее уже не будет рядом.
Хотя мы с Женькой до сих пор зовем ее; ее невозможно не звать. Мы помним о ней каждую секунду, каждое мгновение нашей жизни - она всегда с нами, даже теперь.
Особенно теперь.

И я всегда буду плакать о ней.
Я ее очень любила.
Я ее очень люблю.

И я счастлива, что она родила меня, что она родила Женьку.
Счастлива, что из всех людей на свете именно она была моей мамой.

И я счастлива, что я есть.
Я могу все.
Я могу жить.
И я постараюсь не забывать об этом.

Мой этот пост - напоминание самой себе, что в моей жизни счастья больше, чем я всегда думаю.
Ты счастливая, ты знаешь?..
Помни об этом, дорогая Я.